Ho perso il conto del tempo che siamo stati nascosti qui, tra gli scarti di fieno puzzolente e tanfo di umanità sporca e spaventata. E’ da poco passato Natale e l’abbiamo passato in questa stalla, insieme ai compaesani affamati, tremanti di freddo e paura. Quasi come Gesù Bambino, solo che almeno lui aveva un bue e un asinello che lo scaldavano con l’alito. Noi manco quelli. Gli asini se li sono portati via i militari, per trasportare il trasportabile, anche il corredo di mamma; i buoi … non ci vuole molto per capire che fine hanno fatto, già da tempo, anche i più tosti da masticare.
Al buio crepato dal fioco chiarore mattutino, accucciata alla mia schiena per scongiurare il gelo, mia sorella Teresina mormora «Checchina … sei sveglia?» Sussurra, come siamo ormai abituate a fare, per renderci il più trasparenti possibile, ragazze ombra che si fanno forza solo per proteggere una madre vedova e tre fratelli più piccoli, anche se non sono sicura di quale protezione potremmo mai offrire.
«Si, sono sveglia, ma taci o svegli tutti e incominciano con le lagne per la fame e chi li sente … ».
«Hai ragione, ma c’è qualcosa che non va … non riesco a capire … ».
«Teresì, c’è la guerra, cosa vuoi di più?»
«Ma no, ascolta bene … »
Tendo le orecchie. Nella penombra scorgo le sagome dei poveracci che hanno perso tutto in pochi mesi, traditi da re e ragion di stato. Sento solo il respiro angosciato di chi copre la testa con le braccia in un gesto istintivo, per allontanare quell’incubo che è la nostra quotidiana realtà: colpi di cannone che rimbombano, mitragliatrici che sferragliano, bombe che ululano, carri armati che fanno tremare la terra prima che li si vedano arrivare.
E ascoltando bene, mi rendo conto che la guerra tace. | Я потеряла счет времени, которое мы провели здесь, спрятавшись среди комков вонючего сена и смрада, исходящего от грязных и испуганных человеческих тел. Совсем недавно было Рождество; мы встретили его в этой конюшне в окружении истощенных земляков, дрожащих от холода и страха. Почти как младенец Иисус Христос, только его согревали своим дыханием вол и осел, а у нас не было даже этого. Ослов забрали военные, чтобы увезти на них всё, что можно было, в том числе приданое матери. Волы... Нетрудно догадаться об их участи... даже самых жилистых. В темноте, сквозь которую просачивались слабые лучи утреннего солнца, моя сестра, Терезина, прижавшись ко мне, чтобы укрыться от холода, прошептала: «Кеккина, ты спишь?». Шепот, к которому мы уже давно привыкли, делал нас практически невидимыми, девушками-призраками, готовыми мужественно защищать овдовевшую мать и трех младших братьев. Хотя я не знаю о какой защите вообще могла идти речь. — Нет, не сплю. Но ты молчи, а то разбудишь остальных, и все опять начнут хныкать от голода. И что тогда? — Ты права, но что-то не так, и я никак не могу понять что. — Терезѝ, идет война, разве этого мало? — Нет, ты прислушайся. Я внимательно прислушалась. В полумраке были видны силуэты несчастных людей, потерявших за считанные месяцы всё свое имущество, преданных королем и пренесенных в жертву государственных интересов. Было слышно только беспокойное дыхание человека, как будто инстинктивно прикрывшего свою голову руками в попытке прогнать кошмар нашей будничной действительности: громыхания пушечных залпов, треска пулеметных очередей, свиста бомб и гула танков, от которых земля дрожит задолго до их появления. И вслушавшись, я поняла: война умолкла.
|