When she moved into his tiny house in Stroud, and took charge of his four small children, Mother was thirty and still quite handsome. She had not, I suppose, met anyone like him before. This rather priggish young man, with his devout gentility, his airs and manners, his music and ambitions, his charm, bright talk, and undeniable good looks, overwhelmed her as soon as she saw him. So she fell in love with him immediately, and remained in love for ever. And herself being comely, sensitive, and adoring, she attracted my father also. And so he married her. And so later he left her - with his children and some more of her own.
When he'd gone, she brought us to the village and waited. She waited for thirty years. I don't think she ever knew what had made him desert her, though the reasons seemed clear enough. She was too honest, too natural for this frightened man; too remote from his tidy laws. She was, after all, a country girl; disordered, hysterical, loving. She was muddled and mischievous as a chimney-jackdaw, she made her nest of rags and jewels, was happy in the sunlight, squawked loudly at danger, pried and was insatiably curious, forgot when to eat or ate all day, and sang when sunsets were red. She lived by the easy laws of the hedgerow, loved the world, and made no plans, had a quick holy eye for natural wonders and couldn't have kept a neat house for her life. What my father wished for was something quite different, something she could never give him - the protective order of an unimpeachable suburbia, which was what he got in the end.
The three or four years Mother spent with my father she fed on for the rest of her life. Her happiness at that time was something she guarded as though it must ensure his eventual return. She would talk about it almost in awe, not that it had ceased but that it had happened at all. | Матери было тридцать, и она была ещё недурна собой, когда переехала в его крохотный домик в Страуде и занялась его четырьмя детьми. Полагаю, что ей ещё не встречались такие мужчины. Молодой педант с замашками аристократа, ухоженный и манерный, любящий музыку и амбициозный, очаровательный, разговорчивый и, несомненно, привлекательный – он покорил её с первого взгляда. Она мгновенно полюбила его, да так и осталась влюблена на всю жизнь. Привлекательная, чувственная и обожающая, она нравилась и моему отцу тоже. И он женился на ней. А потом оставил – со своими детьми, и в придачу с несколькими, что родились у них двоих.
После его ухода она привезла нас в деревню и стала ждать. Она прождала тридцать лет. Не думаю, что она осознала когда-либо, почему он бросил её, хотя всё было так очевидно. Она была слишком честной, слишком естественной для этого напуганного человека; слишком далёкой от его безупречных порядков. Ведь, всё-таки, она оставалась деревенской девчушкой: неорганизованной, истеричной, любящей. Сумбурная и проказливая, как местные галки, она вила своё гнездо из лоскутов и побрякушек, радовалась солнечному свету, пронзительно кричала при виде опасности, во всё совалась и обладала ненасытным любопытством, порой забывала поесть, а порой ела целыми днями, и любила напевать, когда закат окрашивал небо красным. Она жила по простым законам живых изгородей, любила мир и не строила планов, метко подмечала чудеса природы и ни за что на свете не смогла бы поддерживать в доме порядок. Отцу же моему хотелось чего-то совсем иного, чего-то, что она никогда не смогла бы ему предложить. Ему хотелось оградиться от мира безупречным порядком пригородной жизни, что ему в итоге и удалось.
Тех трёх или четырёх лет, что Мать провела с отцом, хватило ей на всю жизнь. Счастье, испытанное тогда, она берегла, как если бы оно могло когда-нибудь его вернуть. О своём счастье она говорила с благоговением, не упоминая о том, что ему пришёл конец, но в трепете от того, что ей вообще выпало испытать его. [Subject edited by staff or moderator 2007-02-12 16:29] |