ProZ.com translation contests »
Exploring the desert: "The Doomed City" » Russian to French » Entry by Vaciliak


Source text in Russian

Translation by Vaciliak (#22151) — Winner

Солнце было в зените. Медный от пыли диск висел в центре белесого, нечистого неба, ублюдочная тень корчилась и топорщилась под самыми подошвами, то серая и размытая, то вдруг словно оживающая, обретающая резкость очертаний, наливающаяся чернотой и тогда особенно уродливая. Никакой дороги здесь и в помине не было -- была бугристая серо-желтая сухая глина, растрескавшаяся, убитая, твердая, как камень, и до того голая, что совершенно не понятно было, откуда здесь берется такая масса пыли.

Ветер, слава богу, дул в спину. Где-то далеко позади он засасывал в себя неисчислимые тонны гнусной раскаленной пороши и с тупым упорством волочил ее вдоль выжженного солнцем выступа, зажатого между пропастью и Желтой стеной, то выбрасывая ее крутящимся протуберанцем до самого неба, то скручивая туго в гибкие, почти кокетливые, лебединые шеи смерчей, то просто катил клубящимся валом, а потом, вдруг остервенев, швырял колючую муку в спины, в волосы, хлестал, зверея, по мокрому от пота затылку, стегал по рукам, по ушам, набивал карманы, сыпал за шиворот…

Ничего здесь не было, давно уже ничего не было. А может быть, и никогда. Солнце, глина, ветер. Только иногда пронесется, крутясь и подпрыгивая кривляющимся скоморохом, колючий скелет куста, выдранного с корнем бог знает где позади. Ни капли воды, никаких признаков жизни. И только пыль, пыль, пыль, пыль…

Время от времени глина под ногами куда-то пропадала, и начиналось сплошное каменное крошево. Здесь все было раскалено, как в аду. То справа, то слева начинали выглядывать из клубов несущейся пыли гигантские обломки скал – седые, словно мукой припорошенные. Ветер и жара придавали им самые странные и неожиданные очертания, и было страшно, что они вот так – то появляются, то вновь исчезают, как призраки, словно играют в свои каменные прятки. А щебень под ногами становился все крупнее, и вдруг россыпь кончалась, и снова под ногами звенела глина.
Le soleil était au zénith. Le disque, cuivré par la poussière, était suspendu à un ciel blanchâtre, sale ; sous les semelles une ombre bâtarde se tordait et enflait, grise et délavée, elle ressuscitait parfois subitement, retrouvant la précision de ses contours, s’emplissant de noirceur, elle devenait plus monstrueuse encore. Il n’y avait aucun chemin ici, il n’y en avait jamais eu – seulement cette terre d’un gris ocre, sèche et mamelonnée. Elle se lézardait, battue, dure comme de la pierre et jusque-là nue — la provenance d’une telle quantité de poussière demeurait mystérieuse.

Le vent, Dieu soit loué, soufflait dans le dos. Quelque part loin derrière, il aspirait en lui un volume incommensurable de cette infâme poudreuse brûlante qu’il trainait avec une obstination aveugle le long d’une saillie brûlée par le soleil et encastrée entre le fossé et le Mur Jaune. Parfois, le vent projetait la poussière jusqu’au ciel en une protubérance solaire virevoltante, d’autres fois il s’entortillait fermement en spirales semblables à des cous de cygnes souples, presque gracieux, quand il ne glissait pas simplement tel un mont tourbillonnant, qui soudain déchaîné, crachait son sable mordant dans le dos, dans les cheveux, cinglait, féroce, la nuque humide de sueur, fouettait les mains, les oreilles, remplissait les poches, s’engouffrait dans le col…

Il n’y avait rien ici, depuis longtemps déjà, rien. Peut-être qu’il n’y avait jamais rien eu. Le soleil, la terre, le vent. Parfois seulement, roulant sur lui-même et sautillant tel un bouffon contorsionniste, passait le squelette pointu d’un buisson, déraciné dieu sait où plus loin derrière. Pas une goutte d’eau, aucun signe de vie. Seulement la poussière, la poussière, la poussière, la poussière…

De temps en temps, la terre sous les pieds disparaissait je ne sais où et était remplacée par un concassé ininterrompu de pierres. Ici tout était brûlant comme en enfer. A droite comme à gauche, émergeant du panache de la poussière galopante, on apercevait d’immenses blocs de roche cendrés, comme saupoudrés de farine. Le vent et la chaleur les affublaient des contours les plus étranges et surprenants ; dans un jeu effrayant, ils apparaissaient et disparaissaient encore, tels des fantômes s’adonnant à un cache-cache rocheux. Sous les pieds, le gravier se faisait de plus en plus grossier, puis brusquement le gisement se terminait et la terre retentissait à nouveau sous les pas.


Discuss this entry