Ce que je vais raconter de ma première nuit de New York fera sourire les Américains;
aussi bien est-ce dans ce but que je l'écris. Dans un livre du merveilleux Rudyard Kipling,
je me rappelle avoir lu les épouvantes du sauvage Mowgli la première fois qu'il coucha
dans une cabane close: l'impression de sentir un toit au-dessus de sa tête lui devint bientôt
si intolérable, qu'il fut obligé d'aller s'étendre dehors à la belle étoile. Eh bien! J'ai presque
subi cette nuit une petite angoisse analogue, et c'étaient les gratte-ciel, c'étaient les grandes
lettres réclames au-dessus de moi, c'étaient les grands tonneaux rouges montés sur leurs
échasses de fonte; trop de choses en l'air, vraiment, pas assez de calme là-haut. Et puis, ces
six millions d'êtres humains tassés alentour, ce foisonnement de monde, cette superposition à
outrance oppressaient mon sommeil. Oh! Les gratte-ciel, déformés et allongés en rêve! Un en
particulier (celui du trust des caoutchoucs, si je ne m'abuse), un qui surgit là très proche, un
tout en marbre qui doit être d'un poids à faire frémir! Il m'écrasait comme une surcharge, et
parfois quelque hallucination me le montrait incliné et croulant...
C'est dimanche aujourd'hui; le matin se lève dans une brume lourde et moite; il fera une
des chaudes journées de cette saison automnale qu'on appelle ici «l'été indien». Sur New
York pèse la torpeur des dimanches anglais et, dans les avenues, les voitures électriques
ont consenti une trêve d'agitation. Rien à faire, les théâtres chôment et demain seulement je
pourrai commencer à suivre les répétitions du drame qui m'a amené en Amérique. Mais dans
le voisinage, tout près, il y a Central Park, que j'aperçois par ma fenêtre, avec ses arbres déjà
effeuillés; j'irai donc là, chercher un peu d'air et de paix. | То, что я хочу рассказать о первой ночи, проведенной в Нью-Йорке, наверняка, вызовет улыбку у американцев. Впрочем, именно для этого я и пишу. Помню, как когда-то в книге замечательного писателя Редьярда Киплинга прочитал об ужасе, который испытал дитя природы Маугли, оказавшись впервые в тесной хижине ночью: ощущение закрытого пространства над головой было настолько невыносимым, что он не мог больше оставаться в хижине и предпочел спать под открытым небом. Так вот, я испытал почти то же самое той ночью: в моем случае это были небоскребы, гигантские рекламные вывески, огромные красные резервуары для воды, взгроможденные на чугунные стойки - слишком много предметов повисло надо мной в воздухе, слишком много суеты там, наверху. К тому же вокруг кишело шесть миллионов человеческих существ: это скопление людей, это чрезмерное нагромождение угнетало мой сон. Все эти небоскребы искривлялись и смешивались с моими грезами... Особенно один из них (здание каучукового гиганта, если не ошибаюсь), небоскреб, возникший прямо передо мной, тяжеленный мраморный монстр, вызывающий дрожь... Он давил на меня всем своим весом. Иногда мне казалось, что он наклоняется и рушится... Воскресенье. Заря занимается в тяжелой влажной дымке. Нью-Йорк ждет еще один жаркий осенний день "бабьего лета". Город погрузился в оцепенение английского воскресного дня: на улицах электрические автомобили словно сговорились о временном затишье. Заняться абсолютно нечем, театры устроили себе передышку - только завтра я смогу начать репетиции пьесы, ради которой и приехал в Америку. По соседству, совсем рядом, раскинулся Центральный парк. Мне видно его из окна: листья на деревьях уже распустились. Туда я и отправлюсь, в поисках свежего воздуха и покоя. |